blog clocks часы для сайта html

Studia Slavo-Rossica

Объявление

Наш форум предоставляет возможность публиковать свои научные работы. Кроме этого на форуме формируется библиотека по истории, археологии, лингвистике и по схожим тематикам. При использовании материалов форума на других сайтах следует указывать адрес форума.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Studia Slavo-Rossica » На русском языке » Тихомиров М.Н. Начало русской историографии (RUS, 1960)


Тихомиров М.Н. Начало русской историографии (RUS, 1960)

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

Тихомиров М.Н. Начало русской историографии // Вопросы истории. – 1960. – № 5. – С. 41-56.:

- 41 -

НАЧАЛО РУССКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

Академик М. Н. Тихомиров

Вопрос о начале русской историографии до настоящего времени не выяснен с достаточной полнотой. Исследователи в основном склоняют­ся к мысли, что историческое знание на Руси было связано с летописа­нием, которое началось не раньше первой половины XI века. Так, А. А. Шахматов за дату возникновения древнейшего летописного свода при­нимал 1039 год. В последующие годы исследователи русских летопи­сей (М. Д. Приселков и др.) в том или ином виде защищали построения Шахматова или старались привести новые данные в пользу того, что древнейшие своды на Руси возникли только в XI веке. При этом Д. С. Лихачев отнес появление русских летописных сводов даже ко второй половине XI столетия, а первым произведением русской историографии признал сказание о крещении Руси, составленное в 40-х годах этого столетия.

Только И. И. Срезневский (более ста лет тому назад) считал воз­можным отнести начало русского летописания уже к X веку. Однако мнение этого глубочайшего знатока древнерусской письменности дол­гое время не находило поддержки. И только совсем недавно М. Н. Ти­хомиров и Л. В. Черепнин вновь обратили внимание на возмож­ность возникновения древнейших русских исторических сочинений в X веке.

Между тем вопрос о начале русского летописания – это вопрос не только историографический. Он имеет громадное значение и для характеристики достоверности исторических сведений о древней истории Руси в IX-X веках. Принимая за дату написания первых летописных известий середину или вторую половину XI в., многие историки со стран­ной непоследовательностью вполне серьезно цитировали и комментиро­вали летописные сказания, относящиеся даже к IX веку. В силу этого, например, легенда о призвании князей трактовалась как известие до­стоверное, хотя тут же сказание о Кие, Щеке и Хориве зачислялось в разряд преданий.

Основанные на глубоком анализе летописных сказаний, труды А. А. Шахматова и других исследователей летописания дали ценные результаты, но в то же время привели к самым различным выводам о начале русской историографии. Причина этих разногласий кроется, может быть, и в том, что в основу исследований о летописях был по­ложен главным образом лингвистическо-литературный анализ, а соб­ственно исторический анализ известий о Руси IX-X вв., сохраненных летописью, остался малоразработанным.

Внимание исследователей было обращено в первую очередь на во­прос о том, когда возник тот или иной летописный свод. Между тем русскую историографию как начального периода, так и более позднего времени нельзя отождествлять с летописными сводами, которые сами основывались на ряде источников разнообразного характера. Летопис­ные своды были не начальной, а заключительной стадией историче­ских обобщений, которым предшествовали записи об исторических со­бытиях и отдельные сказания. На существование такого ряда сказа

- 42 -

ний обратили свое внимание И. И. Срезневский и К. Н. Бестужев-Рю­мин. В частности, Срезневский отметил возможность существования особой повести о распрях сыновей Святослава: «Нельзя, кажется, не отличить рассказов о судьбе Люта и Ярополка, как очень отличных от всего остального: они составляют одну цельную повесть, разделен­ную на части по годам случайно» [1].

И. И. Срезневский только наметил путь, по которому должно было пойти дальнейшее изучение ранних летописных известий; но, в сущно­сти, этот ученый не имел продолжателей. Грандиозная схема русско­го летописания, предложенная А. А. Шахматовым, заслонила выводы всех его предшественников. Ведь их труды были сделаны до той по­истине колоссальной и плодотворной работы над летописными текста­ми, которую провел Шахматов и без которой вопрос, поставленный Срез­невским, не мог быть разрешен. И хотя Шахматов отнес время появле­ния древнейшего летописного свода только к 1039 г., именно на основе его трудов, исходя из мысли о том, что до появления обширных летопис­ных сводов уже существовали исторические сочинения или сказания о начале Руси, мы попытаемся по-иному решить вопрос о начале русской историографии.


Теги: Тихомиров М.Н., Русь, историография, летописи,история

0

2

Одним из крупнейших достижений А. А. Шахматова было установ­ление того факта, что древнейшая летописная традиция дошла до нас не в «Повести временных лет», а в «Новгородской Первой летописи младшего извода», сохранившейся в списках середины XV века. Текст Новгородской Первой летописи был признан Шахматовым текстом ле­тописного свода, возникшего в Киеве и названного им Начальным сво­дом. Этот свод оканчивался 1093 г., в силу чего в дальнейшем мы его будем одинаково называть Начальным сводом 1093 г. и Новгородской Первой летописью [2].

Сравнение известий о событиях IX-X вв. в «Повести временных лет» с Новгородской Первой летописью, или Начальным сводом 1093 г., приводит к следующим выводам. В Начальном своде отсутствует вве­дение «Повести временных лет» о народах, о древнейшей судьбе сла­вян и о путешествии апостола Андрея в славянскую землю. Сходство текстов начинается только с рассказа о Кие и его братьях, причем в Начальном своде этот текст имеет дату и озаглавлен: «В лето 6362 (854). Начало земли Руской».

«Повесть временных лет» и дальше осложнена рядом вставок. Крупнейшими из них являются: рассуждение о Кие (был ли он старей­шиной или перевозчиком); об играх; о нравах славянских племен; о нравах народов по Георгию Мниху; расчет лет от Михаила царя до смерти Святополка; о походе Михаила на болгар; о походе Аскольда и Дира на Царьград в 866 г. (в Начальном своде в другой редакции); о войнах Олега; о царствовании Леона и Александра; об уграх, о сла­вянской грамоте; о договоре Олега с греками; о смерти Олега и чародействах; о войнах болгарского царя Симеона; о договоре Игоря с греками; о договоре Святослава с греками.

Наиболее совпадают по содержанию те части «Повести временных лет» и Начального свода, в которых говорится о смерти Игоря (945 г.) и княжении Святослава и его сыновей. Это сходство кончается на рас­сказе о строении Владимиром городов около Киева в 988 году.

- 43 -

Таким образом, выявляется очень важный факт: общий источник «Повести временных лет» и Начального свода с известиями IX-X вв. оканчивался примерно около 988 года. К тому же оказывается, что в этот общий источник не входили такие явно основанные на письменных источниках материалы, как договоры Олега, Игоря и Святослава с греками, вы­писки из Хроники Георгия Амартола и Симеона Логофета, сказания о славянской грамоте, об апостоле Андрее и т. д.

Итак, Новгородская Первая летопись позволяет установить ряд вставок, внесенных в текст составителями «Повести временных лет». Выделив из состава «Повести...» вставные статьи, мы получим текст, дающий некоторое представление о том, какие известия о событиях на Руси IX-X вв. имелись в древнейшей летописи. Впрочем, и в таком реконструированном виде летописные известия все-таки предстанут пе­ред нами не в своем первоначальном виде, а в более поздней перера­ботке, так как и текст Новгородской летописи уже имеет составной, компилятивный характер.

В самом деле, известный нам Начальный свод носит на себе чер­ты сравнительно поздней обработки, восходящей примерно к 60-м годам XI в., как это отметил А. А. Шахматов. Естественно, возникает вопрос: каким образом позднейшую обработку летописных известий о собы­тиях IX-X вв. можно отделить от более раннего текста?

Такую попытку и сделал в свое время А. А. Шахматов [3]. На осно­ве сравнительного анализа «Повести временных лет» и Новгородской Первой летописи он выделил крупным шрифтом тот текст, который, по его мнению, восходил к Древнейшему своду. В число древнейших изве­стий, по Шахматову, входили повествование о Кие, но без рассказа о хождении Кия в Царьград, а также сказания о дани хазарам, о при­звании варяжских князей, о захвате Киева и убийстве Аскольда и Дира, о походе Олега на Царьград, об убиении Игоря древлянами и ме­сти Ольги, об уставах и погостах Ольги, о ее крещении в Царьграде, о походах Святослава, о распрях сыновей Святослава и начале княже­ния Владимира. А. А. Шахматов отнес к Древнейшему своду и сказание о принятии Владимиром христианства в Корсуни.

Реконструкция текста Древнейшего свода была сделана Шахмато­вым на основании текста «Повести временных лет» и Начального сво­да. Но возникает вопрос: нельзя ли привлечь новые источники, кото­рые могли бы нам помочь отделить пласты XI в. от более ранних тек­стов? Вот тот с первого взгляда неразрешимый вопрос, какой поставил перед собой автор данной статьи. Для решения этого вопроса при­шлось обратиться к относительно поздним летописным сводам, сохра­нившим старинную северную традицию. Среди них выделяется Устюж­ская, или Архангелогородская, летопись. Исследователь Устюжской летописи К. Н. Сербина справедливо отмечает, что эта летопись отра­зила «чрезвычайно интересный летописный свод, содержащий в пер­вой своей части текст Начального свода и «Повести временных лет»» [4].

Летописный текст в Устюжской летописи дошел до нас в сильном сокращении и в поздней обработке, но и в таком виде он позволяет сделать интересные наблюдения.

Устюжская летопись не имеет предисловия, помещенного в Началь­ном своде, и начинается прямо словами: «В лето 6360. Начало земли Руския. Иже живяху кождо с родом своим на своих странах». После этого следует рассказ о Кие с братьями и о дани хазарам. Затем го­ворится о новгородцах и других северных племенах, которые платили дань варягам, а потом против них восстали (в 859 г.) и призвали ва-

- 44 -

ряжских князей. Прибытие князей отнесено к 863 г., далее рассказывается о Рюрике с братьями, а также об Аскольде и Дире, которые «седоста в городке том», то есть в Киеве, и «начата владети Полянскую землю». Под 866 г. говорится о походе Аскольда и Дира на Царьград, чего нет в Начальном своде; под 869 г. – о крещении Болгарской земли, под 879 г. – о смерти Рюрика, передавшего сына своего Игоря «на руце Ольгови». Под 881 г. рассказывается о походе Олега с Игорем на Киев, гибели Аскольда и Дира, захвате Киева Олегом, который стал княжить в Киеве «и облада Рускою землею». Тут же сказано о могилах Асколь­да и Дира и сделана заметка: «а Дирова могила за святою Ириною», как и в Начальном своде. Далее идет повествование о войнах Олега с древлянами, северянами и хазарами (883 г.), что отсутствует в Началь­ном своде. Под 900 г. рассказывается о походе Олега на Царьград «на конех и в кораблех, 2 000 кораблей», что в Начальном своде приписано Игорю. После этого сразу под 922 г. говорится о втором походе Олега на Царьград и смерти Олега от укуса змеи, «егда же иде от Царяграда полем», об его могиле в Ладоге, причем в этом рассказе начало кня­жения Игоря отнесено к 912 году. Тут же сообщается о войнах Игоря с уличами и взятии Пересечена. Известия 922 г. кончаются словами о передаче воеводе «Свинделу» древлянской дани. Под следующим, 940 г. снова говорится о взятии Пересечена и передаче дани с него «Свинделу же». Затем следует сообщение о походе Игоря против древ­лян (945 г.) и дается пояснение, что «Свиндел тож отец Мстишин и Лютов». Под тем же годом рассказывается о смерти Игоря и мести Ольги древлянам. Продолжение известия поставлено под 946 г., где со­общается об окончательной победе княгини Ольги над древлянами. Под 947 г. говорится об установлении Ольгой, погостов в Новгородской земле, под 955 г. – о крещении Ольги в Царьграде, причем императором назван «царь Чемскии», под 965-970 гг. – о походах Святослава, под 972 г. – о смерти Святослава в порогах, под 973 г. – о княжении Ярополка в Киеве и его брата Олега в Древлянской земле. Под 975 г. идет рассказ о наущениях Свиндела против Олега, а под 977 г. – о смерти Олега и бегстве Владимира из Новгорода «за море». Под 978 г. поме­щены известия о походах Владимира на Полоцк, на Киев и о гибели Ярополка, о кумирах, поставленных Владимиром на холме, где «ныне» есть церковь Василия. Под 981-985 гг. даны краткие сведения о войнах Владимира и о мучениках-варягах. С 986 г. начинаются сообщения о посольствах к Владимиру о вере, причем резко меняется весь характер текста. Под 986 г. говорится о мусульманских, католических и грече­ских послах, под 987 г. – о речи философа, под 988 г. – о крещении Вла­димира в Корсуни, под 989 г. – о крещении Русской земли, под 991 г. – о закладке Десятинной церкви, под 992 г. – о заложении Белгорода («за­ложил Белград»), под 996 г. – об освящении Десятинной церкви, под 1015 г. – о смерти Владимира.

При первом поверхностном взгляде текст Устюжской летописи можно было бы вывести из текста Новгородской Первой летописи или ее протографа, подвергнутого сильному сокращению. Однако такому вы­воду противоречит самостоятельный характер некоторых известий Ус­тюжской летописи, а также ее хронология, резко отличная в своей начальной части и от Новгородской летописи и от «Повести времен­ных лет». Например, только в Устюжской летописи походы Олега на Царьград обозначены 900 г. (первый) и 922 г. (второй). В начале по­вествования хронология Устюжской летописи отчасти совпадает с «Повестью временных лет», тогда как в Начальном своде о целом ряде лет ничего не говорится. Общая же хронологическая сетка для «По­вести временных лет», Новгородской Первой летописи и Устюжской летописи начинается только с 945 г., под которым помешается сообще­ние об убиении Игоря древлянами. Эта особенность хронологии на-

- 45 -

чальных русских известий, как будет видно далее, найдет свое объяснение в том, что отсюда начинался и связный рассказ о русских князь­ях X века.

Другое отличие текста Устюжской летописи от Новгородской Пер­вой летописи заключается в том, что Новгородская летопись осложне­на рядом вставок, отсутствовавших в оригинале Устюжской летописи. Эти вставки носят по преимуществу церковный характер. Они имеются там, где в тексте Новгородской Первой летописи помещен рассказ о крещении Ольги: речь патриарха («чадо верное» и пр.), о беседах Оль­ги с ее сыном Святославом о христианстве, рассуждения по поводу из­мены воеводы Блуда («о злая лесть») и пр.

Вместе с тем в Устюжской летописи мы находим явно более древ­ние чтения, чем в Новгородской Первой летописи; об этом будет ска­зано ниже.

Важнейшим отличием Устюжской летописи от Новгородской яв­ляется прочное сохранение в ней традиции, согласно которой Олег, Аскольд и Дир были князьями, а не воеводами. В летописных сводах как бы борются две противоречивые традиции: по одной из них Олег, Аскольд и Дир были только воеводами, по второй – князьями, хотя имеются неоспоримые доказательства того, что Олег княжил в Киеве (в договоре Олега с императорами он прямо именовался великим князем русским). «Повесть временных лет» вначале называет Олега воеводой, а затем, рассказывая о его смерти, начинает это повествование слова­ми: «И живяше Олег мир имея ко всем странам, княжа в Киеве»; сле­довательно, говорит об Олеге как о киевском князе. Также и Устюж­ская летопись, называя Олега воеводой Рюрика и Игоря, тут же заме­чает: «И седе Олг, княжа в Киеве, и рече: «Сей град будет мати всем градом руским, и облада Рускою землею». Такая же сбивчивость изло­жения заметна и в рассказе об Аскольде и Дире. По Устюжской ле­тописи, они не были «ни племени княжа, ни боярска», хотя тут же о них говорится как о князьях в Киеве и в Полянской земле.

Оригинал Устюжской летописи, судя по ссылкам на дворы Гордяты и Никифора, возник не раньше 60-х годов XI в. и, по-видимому, является каким-то промежуточным текстом. Этот текст предшествовал Начально­му своду 1093 г. и, возможно, отразил какой-то летописный свод 60-70-х годов XI века.

Таким образом, при суждении о первоначальном составе известий о Руси IX-X вв. можно опираться не только на сравнение «Повести временных лет» с Начальным сводом 1093 г., но и на Устюжскую ле­топись.

После этих предварительных замечаний мы можем перейти к ана­лизу летописных известий о Руси IX-X веков.

0

3

Выше говорилось, что «Повесть временных лет» начинается с рас­сказа о разделении земли между сыновьями Ноя, тогда как Новгород­ская Первая летопись имеет особое предисловие, после чего следует но­вое заглавие: «В лето 6362. Начало земли Руской. Живяху кождо с ро­дом своим». С этих слов, видимо, и начиналась древнейшая летопись, что доказывается существованием традиции, сохраненной и в некото­рых других летописных сводах.

Судя по заголовку «Повести временных лет» («Се повести времяньных лет, откуду есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду Руская земля стала есть»), источник «Повести...» также начинался с заглавия о начале Русской земли и не имел еще предисловия к Временнику. В самом деле, слова в заглавии «Повести...»

- 46 -

«...кто в Киеве нача первее княжити» в дальнейшем изложении оста­ются нераскрытыми и неоправданными, так как из текста не ясно, кто же был первым князем в Киеве: Кий, Аскольд, Дир, Олег или Игорь? Исходя же из текста, надо предполагать, что первым князем призна­вался Кий. По крайней мере так понял дело составитель предисловия, открывающего Новгородскую Первую летопись. Название Киева про­изошло от имени князя, его основавшего, так же как и названия других мировых столиц: Рима, Александрии, Селевкии, Антиохии: «Також и в нашей стране зван бысть град великим князем во имя Кия». В эпоху составления Начального свода времена Кия были столь отдаленными, что шли споры о том, кем он был: князем, перевозчиком или охотником («его же нарицают тако перевозника» и пр.).

Желая каким-либо образом указать на те годы, когда жили Кий и его братья, летописцы попытались приурочить это к определенному времени. Новгородская Первая и Устюжская летописи относили годы жизни Кия к периоду царствования Михаила в Византии, так как пер­вые сведения о Руси, найденные в византийских хрониках, касались царствования Михаила. Однако такое сопоставление было сделано не очень грамотным компилятором, в силу чего матерью императора Ми­хаила названа Ирина, а не Феодора. Между тем из текста Новгородской летописи ясно, что речь идет не об Ирине, а именно о Феодоре, кото­рая, как сказано в летописи, провозвестила «поклоняние иконам в пръвую неделю поста». Эти слова о восстановлении иконопочитания в Византии почти буквально совпадают с хроникой Симеона Логофета в славянском переводе, сообщающего, что Феодора «православную утвръди веру и церковь смири в пръвую неделя святыхь пость» [5].

Однако спутать имена Феодоры и Ирины было не так просто, и можно предположить, что путаница произошла оттого, что именно Ири­на упоминалась в первоначальном тексте, а имя Михаила было припи­сано позже. Это было сделано потому, что в результате противоречи­вых сведений о начале Русской земли, которыми пользовались летопис­цы, последние пытались как-то согласовать имена Ирины и Михаила. Отражение такой противоречивости мы найдем и в «Повести временных лет», по которой Русская земля стала прозываться в первый год цар­ствования Михаила, в 852 г., как это, по словам «Повести...», написано в греческом летописании. Имя Михаила действительно упоминается в наших летописных известиях, а имя Ирины стоит одиноко. Но в руках русских книжников были какие-то неизвестные источники, рассказывав­шие о Кие, и следы этих источников сохранились в словах «Повести вре­менных лет» о том, что Кий ходил в Царьград и принял великую честь от императора, имя которого летописец уже указать не мог («которого не свемы»). Если принять во внимание, что, согласно «Повести времен­ных лет», первое известие о начале Русской земли взято было из гре­ческого летописца, говорившего об императоре Михаиле, то понятно, почему составитель «Повести...» во избежание непримиримого противо­речия не мог назвать имени Ирины или кого-либо из ее соправителей. Таким образом, упоминание об императрице Ирине в рассказе о Кие вполне объяснимо. К ее времени первоначально приурочивали рас­сказ об основании Киева, позднейшие же редакторы отнесли основание этого города почти ко времени Рюрика, в силу чего Аскольд и Дир сде­лались почти современниками Кия, хотя из самой «Повести временных лет» и Новгородской Первой летописи очевидно, что Кий с братьями жили в более отдаленный период. Этим отдаленным временем для ле­тописца было царствование императрицы Ирины, то есть примерно

- 47 -

780-802 годы. «Повесть временных лет» пользовалась какими-то неизвестными нам сведениями о Кие. Она сообщает, что Кий поставил на Дунае городок, «еже и доныне наричють дунайцы городище Киевець». Эта легенда, как справедливо показывает болгарский исследователь Р. Стойков, основана на факте существования города Киева (Къйова) в районе Дуная еще в XV веке [6].

Рассказав о захвате Киева князем Игорем и его «воеводой» Оле­гом, Новгородская летопись под 922 г. сообщает о походе Олега на Царьград и о его смерти в Ладоге. В «Повести временных лет» об Олеге говорится полнее. В нее вставлены договор Олега с греками (под 912 г.) и пересказ договора (под 907 г.). Наиболее загадочным является то, что смерть Олега в «Повести временных лет» отнесена к 912 г., а в Нов­городской летописи – к 922 году.

Однако есть основание полагать, что и в Новгородской Первой ле­тописи и в «Повести временных лет» сообщение о захвате Киева дошло до нас не в первоначальном, а в измененном тексте. Летописцы, видимо, имели какие-то противоречивые сведения об Олеге и Игоре. Поэтому «Повесть временных лет» показывает Олега родственником Рюрика («умерши Рюрикови предасть княженье свое Ольгови, от рода ему су­ща») и признает его князем. С этим согласуются и слова «Повести...», в которых исчисляются годы от Адама до цесаря Михаила: «А от перваго лета Михайлова до перваго лета Олгова, рускаго князя, лет 29, а от перваго лета Олгова, понели же седе в Киеве, до перваго лета Игорева лет 31». Таким образом, существовала прочная традиция, со­гласно которой именно Олег был русским князем, «понели же седе в Кие­ве», то есть с того времени, как он утвердился на киевском столе. В данном случае Устюжская летопись сходится не с Новгородской летописью, а с «Повестью временных лет», сообщая, что Рюрик пере­дал княжение «Ольгови, сроднику своему, а сын его Игорь мал еще». В той же летописи, как мы видели раньше, Олег выступает как князь: «и седе Олг, княжа в Киеве, и рече: «Сей град будет мати всем градом руским, и облада Рускою землею».

Устюжская летопись сообщает, что Олег «оброки по всей земли Руской устави и многи городы поставив, и под разными годами приводит рассказы об Олеге и его походах. Эти рассказы отличаются большой примесью легендарности и в то же время прочной киевской традицией. В частности, смерть Олега связывается с его походами на Царьград. Любимый конь Олега, от которого ему была предречена гибель, был убит по княжескому приказанию «далече в поле». Это случилось, когда Олег «иде от Царяграда, прешед море, поиде полем на конех». От змеиного укуса он заболел и умер, «и есть могила его в Ладозе». Такое явное противоречие между «полем» – степью – по дороге от Черного моря к Киеву и Ладогой на севере привело к тому, что в Новгородской летописи осталось только упоминание о могиле в Ладоге и нет рассказа о волхвах и змее, тогда как «Повесть временных лет» оставила повест­вование о волхвах и смерти Олега от змеи в несколько ином виде и с упоминанием о том, что Олег был погребен в Киеве на Щековице: «есть же могила его и до сего дни, словеть могыла Ольгова».

Крайне интересно то обстоятельство, что Устюжская летопись со­хранила некоторые черты, объясняющие нам неясную хронологию «По­вести временных лет» и Новгородской Первой летописи. Смерть Олега произошла, согласно «Повести...», в 912 г., по Новгородской летописи – в 922 году. Устюжская летопись сохранила и ту и другую дату, поста­вив смерть Олега под 922 годом. Под этим же годом она дает и другую дату: «Игорь же нача княжити в лето 6920» (912), после чего непо-

- 48 -

следовательно сообщается, что у Игоря был воеводой Свиндел (Свенельд) на место Олега: «и бе у Игоря князя воевода, во Ольга место, именем Свиндел». Отсюда начинается повествование об Игоре и его потомках, имеющее явные черты близких воспоминаний о событиях, как это далее будет видно. Здесь, видимо, и кончался первоначальный рас­сказ о становлении Русской земли, основанный на противоречивых пре­даниях и мало связанный с повествованием об Игоре и его потомках. Автор сказания пользовался различного рода преданиями, связав вое­дино ставшие легендарными имена Олега и свергнутых им Аскольда и Дира. Позднейшее стремление летописцев вести родословие киевских князей от Рюрика сделало Аскольда, Дира и Олега воеводами, а не князьями.

Между тем, как отметил Е. Перфецкий, существовало предание, что Аскольд и Дир были потомками основателей Киева. Это нашло от­ражение в том летописце (по предположению Перфецкого, перемышльского происхождения), который был известен польскому историку Длугошу в XV веке [7]. В летописце Длугоша сообщалось следующее: «Пос­ле смерти Кия, Щека и Хорива, наследуя по прямой линии, их сыновья и племянники много лет господствовали у русских, пока наследование не перешло к двум родным братьям Аскольду и Диру» [8]. Именно таким был первоначальный текст сказания о начале Русской земли. Это вид­но из того, что в «Повести временных лет», в полном противоречии с ва­ряжской легендой, также говорится о существовании князей из рода Кия и его братьев («и по сих братьи держати почаша род их княженье в По­лях, в Деревлях свое, а в Дреговичах свое»); «род их» – это не кто иные, как наследники Кия и его братьев. Здесь мы имеем прямое указание на князей, существовавших задолго до Рюрика, причем указание той же «Повести...», которая сообщает легенду о призвании варяжских князей. Следы колебаний летописца по вопросу о том, кем были Аскольд и Дир, отразились и в его особом стремлении показать, что они были просто ва­рягами, а не князьями и даже не боярами.

Итак, есть основание утверждать, что первоначальная повесть о на­чале Руси заключала в себе рассказ об основании Киева, о притязаниях хазар на Киев, об убиении Аскольда и Дира, являвшихся потомками Кия, об Олеге и его смерти. Позже этот рассказ был осложнен вставной леген­дой о призвании князей, в силу чего Олег, Аскольд и Дир сделались дру­жинниками Рюрика, что создало непримиримые противоречия в хроноло­гии летописи, вставленной в первоначальный текст уже в более позднее время.

Когда же и где возникла повесть о начале Русской земли? На второй вопрос ответить сравнительно легко. Рассказ о начале Руси был написан в Киеве и имеет ярко киевскую окраску. Сообщение о разодранных кропинных (шелковых) парусах на кораблях словен носит характер явной насмешки над словенами (новгородцами), которые взялись за свои «толстины», потому что дорогие паруса были им недоступны. Правда, слова о порче кропинных парусов отсутствуют в Устюжской летописи, но в ней говорится о паволочитых парусах Руси и полотняных у словен.

И в «Повести временных лет» и в Новгородской и в Устюжской летописях о временах Олега сообщается как об очень отдаленных, овеянных легендами. Некоторым указанием на время составления рассказа об Олеге могут служить слова о том, что могила Дира находилась «за святою Ириною», а церковь Ирины, по летописи и по Прологу, была постав-

- 49 -

лена при Ярославе Мудром, но такая вставка могла быть сделана и позже. Большее значение имеет повествование о хазарах, которые брали дань с полян и которыми «до днешъняго дни» владеют русские князья. Последние слова имеют, несомненно, датирующее значение и относят воз­никновение сказания о начале Руси к относительно раннему времени. Ко­нечно, это сказание не могло появиться раньше принятия Русью христи­анства, так как в нем отчетливо сказано о язычестве старых полян и осно­вателей Киева («бяху же погане, жруще озерам и кладязем и рощением»), но его нельзя относить и далеко в глубь XI века. Сказание было написано в те годы, когда русские князья брали дань с хазар и владели ими «до днешьняго дни», то есть до настоящего времени. К каким же годам отно­сится это настоящее время?

Хазарское царство, как известно, распалось к середине XI века. В летописи последнее упоминание о хазарах относится к 1023 г., в связи с рассказом о нападении на Киев князя Мстислава Черниговского, брата Ярослава Мудрого. В составе его войск летопись называет косогов и хазар («поиде Мстислав на Ярослава с Казары и с Касогы»). Последние годы существования Хазарского каганата мало изучены историками. В новейшем очерке истории хазар говорится: «Упоминания о хазарах в XI в. касаются только хазар тмутораканских и крымских и характери­зуют их, как народ, лишенный самостоятельного практического значе­ния» [9]. Однако это замечание не вполне правильно, так как хазары со­ставляли значительную часть населения Крыма, Тмутораканского княже­ства и причерноморских степей. Как можно заключить из Печерского Патерика, хазары, исповедывавшие иудейство, служили опорой для иудей­ской пропаганды еще во второй половине XI века. Даже киевский князь именовал себя «каганом», что нашло отражение в известном слове митро­полита Илариона «О законе и благодати». Исследователи этого произве­дения обычно не спрашивали, почему Иларион назвал таким титулом ве­ликого князя Ярослава, чего никогда не делали летописцы. Объяснить это, пожалуй, можно тем, что при Ярославе власть хазар окончательно сошла на нет и Хазария оказалась подчиненной киевскому великому князю. Та­кие события произошли после смерти Мстислава Черниговского (1036 г.) и присоединения Тмутораканской земли к Киевской. Под 1037 г. летопись сообщает о создании «великого города» Киева с золотыми воротами и заложении св. Софии – «митрополии». Под этим же годом говорится о построении Георгиевского монастыря и церкви Ирины. Известие о вели­ком городе Киеве находит отклик в слове «О законе и благодати». К этому периоду (первая половина XI в.) предположительно можно было бы от­нести и время обработки сказания о начале Руси. Прямым толчком к этому могли явиться события, имевшие место при Ярославе Мудром, и столкновение с Византийской империей, приведшее к неудачному рус­скому походу на Константинополь в 1043 году. Подобные осложнения были связаны и с положением в Крыму, который еще в XIV в. носил на­звание Хазарии [10].

Впрочем, нельзя настаивать на том, что рассказ о Кие и его братьях возник только в такое относительно позднее время, а не был соответствующим образом обработан на основе более раннего текста. Во всяком слу­чае, повесть о начале Руси уже существовала в первой половине XI сто­летия.

0

4

После рассказа о смерти Олега в летописи идет повествование об Игоре и его потомках, причем наиболее подробно описывается княжение

- 50 -

Святослава и распри между его сыновьями. В основу этих известий поло­жено особое сказание, которое условно может быть названо сказанием о русских князьях X века.

Первоначально данное сказание, видимо, представляло собой повествование нелетописного порядка, в нем не было разделения на годы. Большое количество вставных статей в «Повести временных лет» разо­рвало первоначальный рассказ о княжении Игоря, заполнив описанием событий те годы, о которых ничего не говорилось в первоначальном тексте. Вставной характер ряда статей особенно бросается в глаза при изучении текстов Новгородской Первой и Устюжской летописей. Встав­ка годов была сделана примитивно, когда-то единый текст оказался разорванным на отдельные годы. Так, после слов: «И реша дружина Игореве: се дал ее и единому мужеве много», – поставленных под 922 г. (6430), в Новгородской Первой летописи имеется продолжение под 945 г. (6453): «отрочи Свенелжи изоделися суть оружием и порты». Таким образом, хронологически начало фразы отделено от ее продолже­ния 23 годами.

Такой же разрыв в повествовании путем введения заголовка («на­чало княжения Святославля» и др.) имеется и дальше. Рассказ о мести Ольги кончался словами: «А Ольга возвратися в Кыев и пристрой вой на прок их»; непосредственное же продолжение этих слов поставлено под 946 г. (6454) («иде на Деревскую землю»). Новый разрыв повество­вания сделан в результате вставки 947 г. (6455), в силу чего первона­чальный текст оказался разделенным на две фразы: первая – «и прибывше лето едино» и вторая – «иде Ольга к Новугороду».

Явной вставкой является обозначение 969 г. (6477), разделившее первоначальный текст на две фразы: (Святослав) «собра воя и прогна Печенеге в поле и быть мирно» и «рече Святослав к матери своей и к боярам». Такого рода вставки в текст сказания об Игоре и его потомках отмечены были уже А. А. Шахматовым в его реконструкции Древнейше­го свода.

Подробное повествование об Игоре, Святославе и о распрях меж­ду сыновьями последнего лишено каких-либо прикрас и отличается та­кими подробностями, которые сделаны если не очевидцем, то, во всяком случае, современником описываемых событий. Ярко показаны взаимоот­ношения сыновей Святослава, честолюбие Ярополка, названы княже­ские воеводы: Блуд – воевода Ярополка, Свенельд – отцовский вое­вода («воевода отень») Святослава, упомянут некий Варяжко – при­ближенный Ярополка, который после его смерти бежал к печенегам и долгое время воевал против Владимира, и т. д.

Особенностью сказания о русских князьях X в. является и общая тема, связывающая весь рассказ в единое целое. По сути дела, это – по­вествование не только об Игоре и его потомстве, но и о борьбе киевлян (полян) с древлянами. Особенно подчеркивается роль Свенельда (Свиндела, по Устюжской летописи), о котором говорится уже в начале ска­зания. Составитель неоднократно напоминает о значении Свенельда в распре Ярополка с его братом Олегом. Свенельд подучает Ярополка пойти на Олега войною. Раньше же было сказано, что Свенельд полу­чил в свое распоряжение древлянскую дань и брал «по черной кунице от дыма». Он же предводительствовал киевлянами в борьбе против древлян после смерти Игоря, сопровождал Святослава в его походах, которому не советовал идти в Русь в ладьях через пороги, а предлагал пойти «около на конях». Устюжская летопись, сохранившая более древний текст, чем Новгородская Первая летопись, добавляет такую подробность о битве с печенегами: «Свиндел же убежа з бою и приде в Киев к Ярополку сыну Святославлю и сказа ему смерть отцеву, и плакася по нем со всеми людьми».

- 51 -

Подробный рассказ о борьбе киевлян с древлянами обнаруживает осведомленность его автора о некоторых деталях. Таково упоминание о каменном тереме, который раньше стоял за Десятинной Церковью над горою. Не вполне понятное упоминание о тереме в Новгородской ле­тописи поясняется Устюжской летописью, по которой тут был «двор теремный, бе бо ту терем каменный». Из текста Устюжской летописи выясняется, что Ольга смотрела из терема, как несли древлянских пос­лов и бросили их в яму, наполненную горящими углями, «и выникши Олга из терема», – говорит летопись, рисуя эту трагическую сцену и мститель­ную княгиню, созерцавшую из терема гибель своих врагов.

Далее идет связный рассказ о войнах Ольги и ее сына Святослава с древлянами и точно указывается, что дань, возложенная на древлян, делилась по Новгородской летописи таким образом: «Две части дани Кыеву идет, а третья Вышегороду ко Олзе, бе бо Вышегород Олгин град». В этом упоминании наиболее характерно следующее: платеж дани Вы­шегороду обозначен настоящим временем, и это нельзя относить к позд­нему периоду, когда Древлянская земля была прочно присоединена к Киеву. Такой же близостью к рассказываемым событиям проникнуты слова летописи о становищах и ловищах Ольги в Деревской и Новгород­ской землях, по Десне и по Днепру.

В Новгородской летописи далее следует повествование о крещении Ольги в Царьграде. Вероятно, первоначально об этом говорилось значительно короче, о чем можно судить на основании Устюжской летописи, упоминающей о сватовстве цесаря к Ольге без обширных вставок из церковных текстов. Дальнейший рассказ тесно связан с конечными словами о крещении Ольги. Он начинается так: «Князю Святославу возрастшу и возмужавшу». Эти слова являются прямым продолжением предыдущей фразы: Ольга «кормящи сына своего до мужества своего и до возраста его». В Устюжской летописи о данном факте сказано точнее и яснее: «Она же учаше сына своего быти християну, он же не хотяше, и кормяше его до мужства».

Повествование о походах Святослава дано с еще большим коли­чеством деталей, которые показывают, что это повествование состав­лено если не очевидцем, то человеком, писавшим по рассказам очевид­цев или по близким припоминаниям. Таково и упоминание о проис­хождении Владимира, изложенное в Устюжской летописи таким обра­зом: «Владимир бо бе от Малки – ключницы Ольжины: Малка же бе сестра Добрыне, отец ее бе Малк Любутчанин: бе бо Добрыня Малков, сын, дядя Владимеру по матери, и рожение бысть Владимеру в Будотине селе, ту бо бе посла Олга Малку в гневе, село бо бе ея ту, бе бо, умирая, Ольга отдаст село то пресвятей богородицы». Последние сло­ва о пресвятой богородице имеют в виду Десятинную церковь и показы­вают, что известие было написано уже после ее основания, то есть пос­ле 989 года. В связи с появлением легенды о псковском происхождении Ольги село Будутино под Киевом позже было отождествлено в лето­писи с почти одноименным селом под Псковом.

Особенно точным летописный рассказ делается при повествова­нии о распрях сыновей Святослава. Новгородская летопись сообщает, что воевода Свенельд пришел в Киев к Ярополку, и это согласуется с тем, что сын Свенельда, Лют, убитый Олегом Святославичем, вышел на охоту из Киева. Если вспомнить, что Свенельд при Игоре держал в своих руках древлянскую дань, то поступок Олега можно объяснить тем, что речь шла о нарушении княжеских прав Олега в Древлянской земле и о попытке Люта утвердить старые отцовские права над древлянами.

Дальнейшее повествование о гибели Олега у Вручьего града, о княжении Ярополка, о походах Владимира и смерти Ярополка полно­стью лишено каких-либо легендарных черт. Новгородская летопись ре-

- 52 -

ально рассказывает об убиении Ярополка и о том, как некий Варяжко, приближенный Ярополка, бежал к печенегам и долгое время воевал с Владимиром.

Устюжская летопись и тут дает новые подробности, которые ни­как не могут быть объяснены позднейшими вставками. О смерти Яро­полка в ней говорится так: «И яко приде Ярополк в Киев и в дверях полатных 2 варяга подъяста мечи под пазухи». Упоминание о дверях палат­ных здесь вполне уместно, так как Ярополк был убит в каменном, «полатном» строении, вероятно, в том же отцовском тереме, о котором сообща­лось выше.

Указание на каменный терем вводит нас в реальную обстановку конца X в., когда этот терем еще существовал. Позже понадобился уже комментарий к словам о тереме, который и находим в «Повести времен­ных лет», в Новгородской Первой и в Устюжской летописях. Коммента­тор, упоминавший о боярских дворах 60-х или 70-х годов XI в., писал тогда, когда каменного терема уже не было, и он был вынужден по­яснять, что терем стоял за святой Богородицей, то есть за Десятинной церковью. Таким образом, ко второй половине XI в. память о тереме ста­ла стираться, и упоминание о нем в сказании о русских князьях снова ведет нас не к легендарным, а к действительным чертам русской исто­рии X века.

Рассказ о распрях сыновей Святослава прерывается на словах о вокняжении Владимира и о кумирах, поставленных на холме, на ко­тором была построена церковь святого Василия. О ней летописец обещал сказать позже («яко же последи скажем»).

Здесь, по-видимому, первоначально и оканчивалось сказание о русских князьях X в., так как дальнейший текст летописи теряет харак­тер однотемного повествования, представляя собой сочетание различ­ного рода вставных статей и кратких известий. При этом известия о кня­жении Владимира оказываются более скудными, чем рассказ об Игоре, Святославе, Ярополке и его братьях.

В Новгородской Первой летописи после слов о женах Владимира следует рассуждение о добрых и злых женах. Это рассуждение, как и последующее за ним сказание о первых мучениках-варягах, вставлено позже. Обе статьи являются особыми произведениями, а сказание о мучениках-варягах вошло в Пролог, притом в более полном и древнем виде, чем в летописи. Далее следует рассказ об испытании веры, и при­водится длинная речь философа – произведение, также известное в ви­де особой статьи. Под 988 г. (6496) помещены сообщения о взятии Корсуни и крещении Владимира, а вслед за этим говорится о символе веры. Затем рассказывается о возвращении Владимира в Киев и введении христианства на Руси. Под следующим, 989 г. последовательное изло­жение Новгородской Первой летописи прерывается, так как здесь в нее вставлен краткий летописец. Это также указывает на то, что концом X в. завершилось сказание, послужившее одним из источников для летописи. В «Повести временных лет» изложение событий княжения Владимира осложнено вставкой двух больших статей об осаде Белгорода печене­гами, борьбе отрока с печенегом и построении Переяславля. Обе ста­тьи носят вставной и легендарный характер. Что касается Устюжской летописи, то в ней о княжении Владимира сказано совсем кратко.

Эти особенности летописных текстов должны быть приняты во внимание при суждении о времени возникновения русских известий X века. В самом деле, историки, относящие создание летописи ко второй поло­вине XI столетия, не могут ответить на вопрос, почему повествование о Владимире Святом и Ярославе Мудром включает более легендарные мотивы (о белгородском киселе, о богатыре-кожемяке), чем рассказ об Игоре и его потомстве. Не могут они ответить и на другой вопрос: по ка­кой причине летописное повествование о Владимире и Ярославе носит

- 53 -

более компилятивный характер, изобилует большим количеством вставных статей, чем рассказ о событиях второй половины X века. Объяс­нить такую особенность летописного повествования легче всего, если предположить, что существовало особое произведение, рассказывав­шее о судьбах Руси в княжение Игоря, Святослава, Ярополка и Вла­димира.

Для суждения о том, где начинался и где кончался рассказ об Игоре и его потомстве, большое значение имеют некоторые летопис­ные произведения, в первую очередь «Память и похвала» «мниха Иако­ва». Время создания «Памяти и похвалы» неизвестно, но можно ду­мать, что она возникла в относительно раннее время, по нашему пред­положению, в первой половине XI века. Эту статью следует сопоставить со словом митрополита Илариона «О законе и благодати», где также под­черкивается апостольская деятельность Владимира. Даже если произ­ведение монаха Иакова относить к значительно более позднему време­ни, то нет никакого сомнения в древности того летописца, каким восполь­зовался этот писатель при составлении своей «Памяти и похвалы», на что обратил внимание еще Бестужев-Рюмин. Так, в «Памяти и похвале» приводятся летописные данные, отчасти совпадающие с текстом «По­вести временных лет» и Новгородской летописи, отчасти являющиеся но­выми. Летописец, находившийся под руками Иакова, начинался с сооб­щения о смерти Святослава и кончался рассказом о вокняжении Влади­мира в Киеве. Иаков подчеркивает, что Владимир сел в Киеве на место отца своего Святослава и деда Игоря. Далее следует такой текст: «А Святъслава князя печенезе убиша, а Ярополк седяще в Кыеве на месте отца своего Святъслава, и Олег идый с вой, у Вруча града мост ся обло­ми с вой, и удавиша Олга в гребли, а Ярополка убиша в Кыеве мужи Володимерове, и седе в Кыеве князь Володимир в осьмое лето по смерти отца своего Святъслава месяца июня в 11 в лето 6486. Крести же ся князь Володимир в 10-е лето по убьеньи брата своего Ярополка» [11].

Описываемые в «Похвале» события помещены в «Повести времен­ных лет» и в Новгородской летописи под 971-988 годами. В основном изложение событий в них и в летописце Иакова сходится, но имеется некоторое расхождение в хронологии. По летописцу Иакова, князь Владимир утвердился в Киеве в 978 г. (6486), а не в 977 г. (6485); при этом именно летописец Иакова сохранил точную дату вокняжения Вла­димира в Киеве – 11 июня 978 г., тогда как в Новгородской летописи и в «Повести временных лет» весь 978 г. не заполнен никакими собы­тиями.

Замечательной особенностью «Памяти и похвалы» Иакова являет­ся то, что в этом произведении примерно очерчено, чем начинался и кон­чался источник «Памяти». Летописец Иакова рассказывает об Игоре, Святославе и сыновьях Святослава, но ни одним словом не упоминает о Рюрике, сыном которого по «Повести временных лет» и Новгородской летописи был Игорь. Поэтому можно предполагать, что летописец Иако­ва не знал еще легенды о призвании князей. Возможно, что не знал ее и Иларион, составляя свое слово «О законе и благодати». Он называет Владимира сыном Святослава, внуком Игоря.

Сказание о русских князьях X в. начиналось, как говорилось выше, фразой о княжении Игоря в Киеве и оканчивалось словами о вокняже­нии Владимира. В самом деле, короткий рассказ о событиях после смерти Святослава, помещенный в «Памяти и похвале» мниха Иакова, заканчивается так: «И седе в Кыеве князь Володимир в осьмое лето по смерти отца своего Святъслава месяца июня в 11 в лето 6486. Кре­сти же ся князь Владимир з 10-е лето по убьеньи брата своего Яро-

- 54 -

полка». Это дает право думать, что летописец, известный Иакову, как и сказание о русских князьях X в., заканчивался сообщением о крещении Владимира.

Точная дата вокняжения Владимира в Киеве указывает на то, что источник сведений у мниха Иакова был надежным и древним, так как такой даты нет в известных нам летописях, где просто говорится, что «Володимир вниде в Киев» и при этом не в 978, а в 980 году. Крещение Руси по «Повести временных лет» и Новгородской Первой летописи про­изошло в 988 г., по летописцу Иакова, Владимир крестился в 10-е лето после смерти Ярополка, который, согласно «Повести...» и Новгородской летописи, был убит в 980 году.

Источник летописных сведений «Памяти и похвалы» по-иному ос­вещал крещение Владимира, не связывая этот акт с Корсунью. Здесь-то мы и находим объяснение того полемического выпада, который в Нов­городской летописи и в «Повести временных лет» был направлен про­тив тех, кто рассказывал, что Владимир крестился не в Корсуни, а в Киеве, или Василеве, или где-либо в другом месте («друзии же инако сказающе»). Иаков, писавший «Память и похвалу», имел в своем рас­поряжении разные сказания и летописные записи о княжении Влади­мира, разноречащие с известными нам летописными сводами, но он не знал Корсунской легенды, в силу чего утверждал, что Владимир «по кре­щеньи прожил 28 лет» (следовательно, крестился в 987 г.), «на другое лето по крещеньи к порогам ходил» (значит, в 988 г.), «на третье лето город Корсунь взял», то есть совершил поход на Корсунь в 989 году.

Все изложенное выше подводит нас к мысли, что сказание о рус­ских князьях X в. начиналось с повествования об убиении Игоря и кончалось известием о вокняжении Владимира в Киеве 11 июня 978 года.

Косвенным подтверждением того, что сказание о русских князьях X в. оканчивалось примерно утверждением Владимира в Киеве, являет­ся расчет лет от Адама, приводимый «Повестью временных лет». Как уже заметил И. И. Срезневский, в этом расчете лет имеется три слоя. Первый из них кончается годами жизни Ярополка («а от перваго лета Святославля до перваго лета Ярополча лет 28, а Ярополк княжи лет 8»). Такой же подсчет лет находим и в псковских летописях, имевших в основе своих начальных известий не «Повесть временных лет», а ка­кой-то свод, близкий к Устюжской летописи.

Попытаемся теперь установить время возникновения рассказа об Игоре и его потомстве. Рассказ был написан еще тогда, когда киевские князья вели борьбу с древлянами и другими племенами. Судя по Нов­городской Первой летописи, автор рассказа знал, что уличи некогда жили вниз по Днепру и позже поселились между Бугом и Днестром. Здесь их и находит автор «Повести временных лет», но уже говорит о них в прошлом («бе множество их»). Устюжская же летопись помнит о войнах Игоря «на древляны и на улицы», о том, что он осаждал град Пересечен три года. Могила Игоря известна была составителю сказа­ния «в Древах и до сего дня». Свенельд, как утверждает этот составитель, был отцом Мстиши, по-видимому, того Люта Свенельдича, ко­торый был убит позже Олегом, если только речь не идет о двух разных лицах. Автор сказания писал еще тогда, когда третья часть древлян­ской дани поступала в Вышгород, который был городом Ольги. Во всяком случае, сказание было написано до 1044 г., до того времени, ко­гда тело Олега Святославича было перенесено в Десятинную церковь, как отметил А. А. Шахматов. Но эта дата поздняя, а можно указать более раннюю.

Повествование о смерти Ольги заканчивается следующими словами: «и несоша и погребоша ю на месте». После этого автор замечает: Ольга велела не делать тризны над ее могилой, потому что она имела при се-

- 55 -

бе священника «в тайне» и тот ее похоронил. Место, где была похоронена Ольга, в летописи не указано. Это вызывает представление о какой-то неточности, вернее, оборванности фразы (в реконструкции Шахматова здесь и поставлены три точки), тем более, что о могилах Олега и Ярополка упоминается особо, даже подчеркнуто, где они находятся (о могиле Олега): «есть могыла его и до сего дне у Вручьяго града». Позже Ольга была погребена в Десятинной церкви, где стоял ее саркофаг. Очевидно, тот, кто писал о каком-то месте, где похоронена была Ольга, не знал о перенесении ее мощей в Десятинную церковь. Поэтому нет ос­нований и приписывать создание сказания о русских князьях X в. авто­ру, связанному с Десятинной церковью.

Когда же совершилось перенесение праха Ольги в Десятинную церковь? Кажется, это событие может быть связано с несколько неяс­ным известием «Повести временных лет», помещенным под 1007 г. (6515): «Пренесени святии в святую Богородицю». К этому времени русскими святыми могли считаться только княгиня Ольга и мученики-варяги. В связи с переносом святых в Десятинную церковь могли появиться крат­кие или проложные сказания об Ольге и мучениках-варягах, внесен­ные в летопись. Но автор сказания о русских князьях X в. еще не был осведомлен о перенесении мощей Ольги в Десятинную церковь, он знал только одно, что Ольга была похоронена «на месте» и притом втайне. Следовательно, он писал до 1007 года.

В дошедшем до нас виде сказание о русских князьях X в. было осложнено не только вставными рассказами, но и общей тенденцией летописца связать династию Игоря с Рюриком и его братьями.

В наиболее древнем виде рассказ о призвании варягов сохранил­ся в Новгородской Первой и Устюжской летописях. В Новгородской летописи упоминаются новгородские люди («рекомые словени»), кривичи и меря. В дальнейшем изложении к этим племенам прибавляется чудь. Каждое из этих племен жило родом своим («кождо своим родом зладяше»). В этих словах видно сходство с тем, что было сказано в повествовании о Кие («живяху кождо с родом своим на своих местех и странах, зладеюще кождо родом своим»). Славяне, кривичи, меря и чудь давали дань варягам, против которых они восстали, что привело к междоусоби­цам и к решению обратиться к тем же варягам. На призыв откликнулись три брата «с роды своими». В Новгородской летописи нет упоминания о том, что варяги прозывались «Русью», хотя и говорится, что «от тех Варяг, находник тех, прозвашася Русь и от тех словет Руская земля».

Последние слова о Руси, не объясненные летописцем, уже в давние времена вызвали своеобразные комментарии, пытавшиеся объяснить, кем же была «Русь», так как эти слова стояли в явном противоречии со сказанием о начале Русской земли, которое связывалось с Кием, Щеком и Хоривом, а не с варягами. Это привело к тому, что в «Повести вре­менных лет» введен был комментарий к слову «варяги»: «Идоша за мо­ре к Варягам, к Руси. Сице бо ся зваху тьи Варязи Русь, яко се друзии зовутся Свие, друзии же Урмане, Англяне, друзип Гъте, тако и си». Вставной характер этих слов признает и А. А. Шахматов.

Введение подобного комментария объясняется тем, что источники «Повести временных лет» разноречили по вопросу о том, какие племена обратились к варягам, причисляя к ним Русь, несмотря на то, что по «Повести временных лет» призванные варяги якобы сами назывались Русью. В самом деле, печатаемые всюду и упорно повторяемые слова «реша Русь, Чудь, Словени и Кривичи и Вси: земля наша» и пр. – являются ученой фикцией, вызванной навязчивой идеей о реальности факта призвания варягов. В действительности в древнейших списках летопи­си, Лаврентьевском, Троицком и Ипатьевском, Русь упоминается вместе с чудью, словенами и кривичами в числе племен, приглашавших варягов, и текст читается таким образом: «Реша Русь, Чудь, Словени и Кривичи

- 56 -

и Вси: наша земля» и пр. То же чтение найдем и в древнейшем датированном списке летописи – кратком летописце патриарха Никифора с русскими статьями, помещенном в Новгородской Кормчей 1280 года. При царстве Михаила «придоша Русь, Чюдь, Словене, Кривичи к Варя­гом, реша» и пр. [12] В дальнейшем Новгородская Первая летопись и «По­весть временных лет» как бы забывают о Рюрике, и прикрепление Иго­ря к династии Рюрика оказывается неоправданным. Этим объясняется и та несообразная хронология Новгородской летописи и «Повести вре­менных лет», согласно которой в год смерти Рюрика (879) Игорь был ребенком. По подобной хронологии Игорю в год его смерти (945) испол­нилось бы примерно 80 лет, сын же его Святослав был еще ребенком («детеск сы»). По той же хронологии, Ольга, вышедшая замуж за Иго­ря в 903 г., рождает сына Святослава лет через 30 после брака. Защит­ники полной реальности легенды о призвании князей никак не хотят обратить внимание на такую странную хронологию.

Однако тема об источниках рассказа о призвании князей особая и выходит за пределы статьи. Пока же ограничимся только общим заме­чанием о том, что легенда о трех варяжских князьях была записана при­мерно в первой половине XI в. и не старше легенды о Кие, Щеке и Хориве.

Итак, можно предполагать, что известия о Руси IX-X вв., помещен­ные в «Повести временных лет», в Новгородской и в Устюжской летопи­сях, основаны на сказаниях: о начале Русской земли, о призвании ва­ряжских князей, о русских князьях X века. Из этих сказаний наиболее ранним является последнее.

Сказание о русских князьях X в., вероятнее всего, было написано в Киеве вскоре после крещения Руси и является первым русским историографическим произведением, притом отнюдь не церковного характера. Мои предположения о существовании русских произведений нецерковного характера уже в XI в. вызвали насмешливые замечания людей, привык­ших приписывать все древнерусские сочинения только церковникам. Но авторы подобных замечаний забывают о существования таких произведений, как Слово о полку Игореве, духовная Владимира Мономаха и моле­ние Даниила Заточника, забывают о повестях, рассказывающих о ратных подвигах, которые были написаны явно воинами, а не монахами и внесены в летопись. Таким было и сказание о первых русских князьях X в., как это в свое время отметил И. И. Срезневский.

Не должна удивлять и ранняя датировка нашего предполагаемо­го сказания, так как крещение Руси при Владимире только завершило длительный период существования христианства и неразрывно с ним связанной письменности на Руси. Находка сосуда с кирилловской над­писью первой половины X в. в кургане под Гнездовом опровергла мысль о бесписьменной Руси первой половины X века. Об этом же говорят и договоры Руси с греками того же столетия. Составленные по визан­тийской дипломатической практике, как это доказал польский ученый Микуцкий, они нужны были уже при Олеге и Игоре, когда Русь знала «закон» и «покон русский». Русская историография начинается уже в X в. и притом открывается памятником высокой ценности. Сказание о русских князьях X в. – древнейший памятник славянской историографии. Более подробное изложение своих взглядов на летописные известия о Руси IX-X вв. автор этой статьи предполагает сделать в особой монографии.

0

5

[1] И. И. Срезневский. Чтения о древнерусских летописях, стр. 31 (приложение к XI тому «Записок Имп. академии наук», № 4. СПБ. 1862).

[2] В дальнейшем «Повесть временных лет» цитируется по изданию «Повесть вре­менных лет». Ч. I. Подготовка текста Д. С. Лихачева. Под редакцией В. П. Адриановой-Перетц. М.-Л. 1930; текст Новгородской летописи по изданию «Новгородская Первая летопись младшего и старшего изводов». М.-Л. 1050.

[3] А. А. Шахматов. Повесть временных лет. Т. I. Вводная часть. Текст. При­мечание. Птрг. 1916.

[4] Устюжский летописный свод (Архангелогородский летописец). Подготовка к пе­чати и редакция К. Н. Сербиной. М.-Л. 1950.

[5] Симеона Метафраста и Логофета описание мира от бытия и летовник собран от различных летописей». Славянский перевод хроники Симона Логофета с дополнениями. СПб. 1905, стр. 100.

[6] Р. Стойков. Нови сведения за миналото на български селища през XV и XVI в. «Исторически преглед», 1959, № 6, стр. 79.

[7] Е. Перфецкий. Перемышльский летописный кодекс першой редакції в скла­ді хроніки Яна Длугоша. «Записки Наукового товариства имени Шевченка». Т. 151. У Львові. 1931.

[8] Цитируется по изданию русских известий Длугоша в книге К. Бестужев-Рюмин. О составе русских летописей до конца XIV века, СПБ. 1863, стр. 68 (приложение).

[9] «Очерки истории СССР. Кризис рабовладельческой системы и зарождение фео­дализма на территории СССР. III-IX вв.». М. 1956. стр. 725.

[10] См., например, Francesco Balducci Pegalotti. La pratica della mercatura. Ed. by A. Evans. The Mediaeval Academy of America. Cambridge. Massachusetts. 1936, p. 54 и др.

[11] См. В. Срезневский. Мусин-Пушкинскнй сборник 1414 года. (Приложе­ние к 72-му тому «Записок Имп. академии наук» № 5. СПБ. 1893.)

[12] «Полное собрание русских летописей». Т. 1. СПБ. 1846. стр. 251. Совершенно непонятно, по каким причинам новые издатели «Повести временных лет» (см. сноску 2) игнорировали тексты древнейших рукописей и положили в основу чтения о призвании князей поздний, Радзивилловский список XV века.

0


Вы здесь » Studia Slavo-Rossica » На русском языке » Тихомиров М.Н. Начало русской историографии (RUS, 1960)


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно