♦
После рассказа о смерти Олега в летописи идет повествование об Игоре и его потомках, причем наиболее подробно описывается княжение
- 50 -
Святослава и распри между его сыновьями. В основу этих известий положено особое сказание, которое условно может быть названо сказанием о русских князьях X века.
Первоначально данное сказание, видимо, представляло собой повествование нелетописного порядка, в нем не было разделения на годы. Большое количество вставных статей в «Повести временных лет» разорвало первоначальный рассказ о княжении Игоря, заполнив описанием событий те годы, о которых ничего не говорилось в первоначальном тексте. Вставной характер ряда статей особенно бросается в глаза при изучении текстов Новгородской Первой и Устюжской летописей. Вставка годов была сделана примитивно, когда-то единый текст оказался разорванным на отдельные годы. Так, после слов: «И реша дружина Игореве: се дал ее и единому мужеве много», – поставленных под 922 г. (6430), в Новгородской Первой летописи имеется продолжение под 945 г. (6453): «отрочи Свенелжи изоделися суть оружием и порты». Таким образом, хронологически начало фразы отделено от ее продолжения 23 годами.
Такой же разрыв в повествовании путем введения заголовка («начало княжения Святославля» и др.) имеется и дальше. Рассказ о мести Ольги кончался словами: «А Ольга возвратися в Кыев и пристрой вой на прок их»; непосредственное же продолжение этих слов поставлено под 946 г. (6454) («иде на Деревскую землю»). Новый разрыв повествования сделан в результате вставки 947 г. (6455), в силу чего первоначальный текст оказался разделенным на две фразы: первая – «и прибывше лето едино» и вторая – «иде Ольга к Новугороду».
Явной вставкой является обозначение 969 г. (6477), разделившее первоначальный текст на две фразы: (Святослав) «собра воя и прогна Печенеге в поле и быть мирно» и «рече Святослав к матери своей и к боярам». Такого рода вставки в текст сказания об Игоре и его потомках отмечены были уже А. А. Шахматовым в его реконструкции Древнейшего свода.
Подробное повествование об Игоре, Святославе и о распрях между сыновьями последнего лишено каких-либо прикрас и отличается такими подробностями, которые сделаны если не очевидцем, то, во всяком случае, современником описываемых событий. Ярко показаны взаимоотношения сыновей Святослава, честолюбие Ярополка, названы княжеские воеводы: Блуд – воевода Ярополка, Свенельд – отцовский воевода («воевода отень») Святослава, упомянут некий Варяжко – приближенный Ярополка, который после его смерти бежал к печенегам и долгое время воевал против Владимира, и т. д.
Особенностью сказания о русских князьях X в. является и общая тема, связывающая весь рассказ в единое целое. По сути дела, это – повествование не только об Игоре и его потомстве, но и о борьбе киевлян (полян) с древлянами. Особенно подчеркивается роль Свенельда (Свиндела, по Устюжской летописи), о котором говорится уже в начале сказания. Составитель неоднократно напоминает о значении Свенельда в распре Ярополка с его братом Олегом. Свенельд подучает Ярополка пойти на Олега войною. Раньше же было сказано, что Свенельд получил в свое распоряжение древлянскую дань и брал «по черной кунице от дыма». Он же предводительствовал киевлянами в борьбе против древлян после смерти Игоря, сопровождал Святослава в его походах, которому не советовал идти в Русь в ладьях через пороги, а предлагал пойти «около на конях». Устюжская летопись, сохранившая более древний текст, чем Новгородская Первая летопись, добавляет такую подробность о битве с печенегами: «Свиндел же убежа з бою и приде в Киев к Ярополку сыну Святославлю и сказа ему смерть отцеву, и плакася по нем со всеми людьми».
- 51 -
Подробный рассказ о борьбе киевлян с древлянами обнаруживает осведомленность его автора о некоторых деталях. Таково упоминание о каменном тереме, который раньше стоял за Десятинной Церковью над горою. Не вполне понятное упоминание о тереме в Новгородской летописи поясняется Устюжской летописью, по которой тут был «двор теремный, бе бо ту терем каменный». Из текста Устюжской летописи выясняется, что Ольга смотрела из терема, как несли древлянских послов и бросили их в яму, наполненную горящими углями, «и выникши Олга из терема», – говорит летопись, рисуя эту трагическую сцену и мстительную княгиню, созерцавшую из терема гибель своих врагов.
Далее идет связный рассказ о войнах Ольги и ее сына Святослава с древлянами и точно указывается, что дань, возложенная на древлян, делилась по Новгородской летописи таким образом: «Две части дани Кыеву идет, а третья Вышегороду ко Олзе, бе бо Вышегород Олгин град». В этом упоминании наиболее характерно следующее: платеж дани Вышегороду обозначен настоящим временем, и это нельзя относить к позднему периоду, когда Древлянская земля была прочно присоединена к Киеву. Такой же близостью к рассказываемым событиям проникнуты слова летописи о становищах и ловищах Ольги в Деревской и Новгородской землях, по Десне и по Днепру.
В Новгородской летописи далее следует повествование о крещении Ольги в Царьграде. Вероятно, первоначально об этом говорилось значительно короче, о чем можно судить на основании Устюжской летописи, упоминающей о сватовстве цесаря к Ольге без обширных вставок из церковных текстов. Дальнейший рассказ тесно связан с конечными словами о крещении Ольги. Он начинается так: «Князю Святославу возрастшу и возмужавшу». Эти слова являются прямым продолжением предыдущей фразы: Ольга «кормящи сына своего до мужества своего и до возраста его». В Устюжской летописи о данном факте сказано точнее и яснее: «Она же учаше сына своего быти християну, он же не хотяше, и кормяше его до мужства».
Повествование о походах Святослава дано с еще большим количеством деталей, которые показывают, что это повествование составлено если не очевидцем, то человеком, писавшим по рассказам очевидцев или по близким припоминаниям. Таково и упоминание о происхождении Владимира, изложенное в Устюжской летописи таким образом: «Владимир бо бе от Малки – ключницы Ольжины: Малка же бе сестра Добрыне, отец ее бе Малк Любутчанин: бе бо Добрыня Малков, сын, дядя Владимеру по матери, и рожение бысть Владимеру в Будотине селе, ту бо бе посла Олга Малку в гневе, село бо бе ея ту, бе бо, умирая, Ольга отдаст село то пресвятей богородицы». Последние слова о пресвятой богородице имеют в виду Десятинную церковь и показывают, что известие было написано уже после ее основания, то есть после 989 года. В связи с появлением легенды о псковском происхождении Ольги село Будутино под Киевом позже было отождествлено в летописи с почти одноименным селом под Псковом.
Особенно точным летописный рассказ делается при повествовании о распрях сыновей Святослава. Новгородская летопись сообщает, что воевода Свенельд пришел в Киев к Ярополку, и это согласуется с тем, что сын Свенельда, Лют, убитый Олегом Святославичем, вышел на охоту из Киева. Если вспомнить, что Свенельд при Игоре держал в своих руках древлянскую дань, то поступок Олега можно объяснить тем, что речь шла о нарушении княжеских прав Олега в Древлянской земле и о попытке Люта утвердить старые отцовские права над древлянами.
Дальнейшее повествование о гибели Олега у Вручьего града, о княжении Ярополка, о походах Владимира и смерти Ярополка полностью лишено каких-либо легендарных черт. Новгородская летопись ре-
- 52 -
ально рассказывает об убиении Ярополка и о том, как некий Варяжко, приближенный Ярополка, бежал к печенегам и долгое время воевал с Владимиром.
Устюжская летопись и тут дает новые подробности, которые никак не могут быть объяснены позднейшими вставками. О смерти Ярополка в ней говорится так: «И яко приде Ярополк в Киев и в дверях полатных 2 варяга подъяста мечи под пазухи». Упоминание о дверях палатных здесь вполне уместно, так как Ярополк был убит в каменном, «полатном» строении, вероятно, в том же отцовском тереме, о котором сообщалось выше.
Указание на каменный терем вводит нас в реальную обстановку конца X в., когда этот терем еще существовал. Позже понадобился уже комментарий к словам о тереме, который и находим в «Повести временных лет», в Новгородской Первой и в Устюжской летописях. Комментатор, упоминавший о боярских дворах 60-х или 70-х годов XI в., писал тогда, когда каменного терема уже не было, и он был вынужден пояснять, что терем стоял за святой Богородицей, то есть за Десятинной церковью. Таким образом, ко второй половине XI в. память о тереме стала стираться, и упоминание о нем в сказании о русских князьях снова ведет нас не к легендарным, а к действительным чертам русской истории X века.
Рассказ о распрях сыновей Святослава прерывается на словах о вокняжении Владимира и о кумирах, поставленных на холме, на котором была построена церковь святого Василия. О ней летописец обещал сказать позже («яко же последи скажем»).
Здесь, по-видимому, первоначально и оканчивалось сказание о русских князьях X в., так как дальнейший текст летописи теряет характер однотемного повествования, представляя собой сочетание различного рода вставных статей и кратких известий. При этом известия о княжении Владимира оказываются более скудными, чем рассказ об Игоре, Святославе, Ярополке и его братьях.
В Новгородской Первой летописи после слов о женах Владимира следует рассуждение о добрых и злых женах. Это рассуждение, как и последующее за ним сказание о первых мучениках-варягах, вставлено позже. Обе статьи являются особыми произведениями, а сказание о мучениках-варягах вошло в Пролог, притом в более полном и древнем виде, чем в летописи. Далее следует рассказ об испытании веры, и приводится длинная речь философа – произведение, также известное в виде особой статьи. Под 988 г. (6496) помещены сообщения о взятии Корсуни и крещении Владимира, а вслед за этим говорится о символе веры. Затем рассказывается о возвращении Владимира в Киев и введении христианства на Руси. Под следующим, 989 г. последовательное изложение Новгородской Первой летописи прерывается, так как здесь в нее вставлен краткий летописец. Это также указывает на то, что концом X в. завершилось сказание, послужившее одним из источников для летописи. В «Повести временных лет» изложение событий княжения Владимира осложнено вставкой двух больших статей об осаде Белгорода печенегами, борьбе отрока с печенегом и построении Переяславля. Обе статьи носят вставной и легендарный характер. Что касается Устюжской летописи, то в ней о княжении Владимира сказано совсем кратко.
Эти особенности летописных текстов должны быть приняты во внимание при суждении о времени возникновения русских известий X века. В самом деле, историки, относящие создание летописи ко второй половине XI столетия, не могут ответить на вопрос, почему повествование о Владимире Святом и Ярославе Мудром включает более легендарные мотивы (о белгородском киселе, о богатыре-кожемяке), чем рассказ об Игоре и его потомстве. Не могут они ответить и на другой вопрос: по какой причине летописное повествование о Владимире и Ярославе носит
- 53 -
более компилятивный характер, изобилует большим количеством вставных статей, чем рассказ о событиях второй половины X века. Объяснить такую особенность летописного повествования легче всего, если предположить, что существовало особое произведение, рассказывавшее о судьбах Руси в княжение Игоря, Святослава, Ярополка и Владимира.
Для суждения о том, где начинался и где кончался рассказ об Игоре и его потомстве, большое значение имеют некоторые летописные произведения, в первую очередь «Память и похвала» «мниха Иакова». Время создания «Памяти и похвалы» неизвестно, но можно думать, что она возникла в относительно раннее время, по нашему предположению, в первой половине XI века. Эту статью следует сопоставить со словом митрополита Илариона «О законе и благодати», где также подчеркивается апостольская деятельность Владимира. Даже если произведение монаха Иакова относить к значительно более позднему времени, то нет никакого сомнения в древности того летописца, каким воспользовался этот писатель при составлении своей «Памяти и похвалы», на что обратил внимание еще Бестужев-Рюмин. Так, в «Памяти и похвале» приводятся летописные данные, отчасти совпадающие с текстом «Повести временных лет» и Новгородской летописи, отчасти являющиеся новыми. Летописец, находившийся под руками Иакова, начинался с сообщения о смерти Святослава и кончался рассказом о вокняжении Владимира в Киеве. Иаков подчеркивает, что Владимир сел в Киеве на место отца своего Святослава и деда Игоря. Далее следует такой текст: «А Святъслава князя печенезе убиша, а Ярополк седяще в Кыеве на месте отца своего Святъслава, и Олег идый с вой, у Вруча града мост ся обломи с вой, и удавиша Олга в гребли, а Ярополка убиша в Кыеве мужи Володимерове, и седе в Кыеве князь Володимир в осьмое лето по смерти отца своего Святъслава месяца июня в 11 в лето 6486. Крести же ся князь Володимир в 10-е лето по убьеньи брата своего Ярополка» [11].
Описываемые в «Похвале» события помещены в «Повести временных лет» и в Новгородской летописи под 971-988 годами. В основном изложение событий в них и в летописце Иакова сходится, но имеется некоторое расхождение в хронологии. По летописцу Иакова, князь Владимир утвердился в Киеве в 978 г. (6486), а не в 977 г. (6485); при этом именно летописец Иакова сохранил точную дату вокняжения Владимира в Киеве – 11 июня 978 г., тогда как в Новгородской летописи и в «Повести временных лет» весь 978 г. не заполнен никакими событиями.
Замечательной особенностью «Памяти и похвалы» Иакова является то, что в этом произведении примерно очерчено, чем начинался и кончался источник «Памяти». Летописец Иакова рассказывает об Игоре, Святославе и сыновьях Святослава, но ни одним словом не упоминает о Рюрике, сыном которого по «Повести временных лет» и Новгородской летописи был Игорь. Поэтому можно предполагать, что летописец Иакова не знал еще легенды о призвании князей. Возможно, что не знал ее и Иларион, составляя свое слово «О законе и благодати». Он называет Владимира сыном Святослава, внуком Игоря.
Сказание о русских князьях X в. начиналось, как говорилось выше, фразой о княжении Игоря в Киеве и оканчивалось словами о вокняжении Владимира. В самом деле, короткий рассказ о событиях после смерти Святослава, помещенный в «Памяти и похвале» мниха Иакова, заканчивается так: «И седе в Кыеве князь Володимир в осьмое лето по смерти отца своего Святъслава месяца июня в 11 в лето 6486. Крести же ся князь Владимир з 10-е лето по убьеньи брата своего Яро-
- 54 -
полка». Это дает право думать, что летописец, известный Иакову, как и сказание о русских князьях X в., заканчивался сообщением о крещении Владимира.
Точная дата вокняжения Владимира в Киеве указывает на то, что источник сведений у мниха Иакова был надежным и древним, так как такой даты нет в известных нам летописях, где просто говорится, что «Володимир вниде в Киев» и при этом не в 978, а в 980 году. Крещение Руси по «Повести временных лет» и Новгородской Первой летописи произошло в 988 г., по летописцу Иакова, Владимир крестился в 10-е лето после смерти Ярополка, который, согласно «Повести...» и Новгородской летописи, был убит в 980 году.
Источник летописных сведений «Памяти и похвалы» по-иному освещал крещение Владимира, не связывая этот акт с Корсунью. Здесь-то мы и находим объяснение того полемического выпада, который в Новгородской летописи и в «Повести временных лет» был направлен против тех, кто рассказывал, что Владимир крестился не в Корсуни, а в Киеве, или Василеве, или где-либо в другом месте («друзии же инако сказающе»). Иаков, писавший «Память и похвалу», имел в своем распоряжении разные сказания и летописные записи о княжении Владимира, разноречащие с известными нам летописными сводами, но он не знал Корсунской легенды, в силу чего утверждал, что Владимир «по крещеньи прожил 28 лет» (следовательно, крестился в 987 г.), «на другое лето по крещеньи к порогам ходил» (значит, в 988 г.), «на третье лето город Корсунь взял», то есть совершил поход на Корсунь в 989 году.
Все изложенное выше подводит нас к мысли, что сказание о русских князьях X в. начиналось с повествования об убиении Игоря и кончалось известием о вокняжении Владимира в Киеве 11 июня 978 года.
Косвенным подтверждением того, что сказание о русских князьях X в. оканчивалось примерно утверждением Владимира в Киеве, является расчет лет от Адама, приводимый «Повестью временных лет». Как уже заметил И. И. Срезневский, в этом расчете лет имеется три слоя. Первый из них кончается годами жизни Ярополка («а от перваго лета Святославля до перваго лета Ярополча лет 28, а Ярополк княжи лет 8»). Такой же подсчет лет находим и в псковских летописях, имевших в основе своих начальных известий не «Повесть временных лет», а какой-то свод, близкий к Устюжской летописи.
Попытаемся теперь установить время возникновения рассказа об Игоре и его потомстве. Рассказ был написан еще тогда, когда киевские князья вели борьбу с древлянами и другими племенами. Судя по Новгородской Первой летописи, автор рассказа знал, что уличи некогда жили вниз по Днепру и позже поселились между Бугом и Днестром. Здесь их и находит автор «Повести временных лет», но уже говорит о них в прошлом («бе множество их»). Устюжская же летопись помнит о войнах Игоря «на древляны и на улицы», о том, что он осаждал град Пересечен три года. Могила Игоря известна была составителю сказания «в Древах и до сего дня». Свенельд, как утверждает этот составитель, был отцом Мстиши, по-видимому, того Люта Свенельдича, который был убит позже Олегом, если только речь не идет о двух разных лицах. Автор сказания писал еще тогда, когда третья часть древлянской дани поступала в Вышгород, который был городом Ольги. Во всяком случае, сказание было написано до 1044 г., до того времени, когда тело Олега Святославича было перенесено в Десятинную церковь, как отметил А. А. Шахматов. Но эта дата поздняя, а можно указать более раннюю.
Повествование о смерти Ольги заканчивается следующими словами: «и несоша и погребоша ю на месте». После этого автор замечает: Ольга велела не делать тризны над ее могилой, потому что она имела при се-
- 55 -
бе священника «в тайне» и тот ее похоронил. Место, где была похоронена Ольга, в летописи не указано. Это вызывает представление о какой-то неточности, вернее, оборванности фразы (в реконструкции Шахматова здесь и поставлены три точки), тем более, что о могилах Олега и Ярополка упоминается особо, даже подчеркнуто, где они находятся (о могиле Олега): «есть могыла его и до сего дне у Вручьяго града». Позже Ольга была погребена в Десятинной церкви, где стоял ее саркофаг. Очевидно, тот, кто писал о каком-то месте, где похоронена была Ольга, не знал о перенесении ее мощей в Десятинную церковь. Поэтому нет оснований и приписывать создание сказания о русских князьях X в. автору, связанному с Десятинной церковью.
Когда же совершилось перенесение праха Ольги в Десятинную церковь? Кажется, это событие может быть связано с несколько неясным известием «Повести временных лет», помещенным под 1007 г. (6515): «Пренесени святии в святую Богородицю». К этому времени русскими святыми могли считаться только княгиня Ольга и мученики-варяги. В связи с переносом святых в Десятинную церковь могли появиться краткие или проложные сказания об Ольге и мучениках-варягах, внесенные в летопись. Но автор сказания о русских князьях X в. еще не был осведомлен о перенесении мощей Ольги в Десятинную церковь, он знал только одно, что Ольга была похоронена «на месте» и притом втайне. Следовательно, он писал до 1007 года.
В дошедшем до нас виде сказание о русских князьях X в. было осложнено не только вставными рассказами, но и общей тенденцией летописца связать династию Игоря с Рюриком и его братьями.
В наиболее древнем виде рассказ о призвании варягов сохранился в Новгородской Первой и Устюжской летописях. В Новгородской летописи упоминаются новгородские люди («рекомые словени»), кривичи и меря. В дальнейшем изложении к этим племенам прибавляется чудь. Каждое из этих племен жило родом своим («кождо своим родом зладяше»). В этих словах видно сходство с тем, что было сказано в повествовании о Кие («живяху кождо с родом своим на своих местех и странах, зладеюще кождо родом своим»). Славяне, кривичи, меря и чудь давали дань варягам, против которых они восстали, что привело к междоусобицам и к решению обратиться к тем же варягам. На призыв откликнулись три брата «с роды своими». В Новгородской летописи нет упоминания о том, что варяги прозывались «Русью», хотя и говорится, что «от тех Варяг, находник тех, прозвашася Русь и от тех словет Руская земля».
Последние слова о Руси, не объясненные летописцем, уже в давние времена вызвали своеобразные комментарии, пытавшиеся объяснить, кем же была «Русь», так как эти слова стояли в явном противоречии со сказанием о начале Русской земли, которое связывалось с Кием, Щеком и Хоривом, а не с варягами. Это привело к тому, что в «Повести временных лет» введен был комментарий к слову «варяги»: «Идоша за море к Варягам, к Руси. Сице бо ся зваху тьи Варязи Русь, яко се друзии зовутся Свие, друзии же Урмане, Англяне, друзип Гъте, тако и си». Вставной характер этих слов признает и А. А. Шахматов.
Введение подобного комментария объясняется тем, что источники «Повести временных лет» разноречили по вопросу о том, какие племена обратились к варягам, причисляя к ним Русь, несмотря на то, что по «Повести временных лет» призванные варяги якобы сами назывались Русью. В самом деле, печатаемые всюду и упорно повторяемые слова «реша Русь, Чудь, Словени и Кривичи и Вси: земля наша» и пр. – являются ученой фикцией, вызванной навязчивой идеей о реальности факта призвания варягов. В действительности в древнейших списках летописи, Лаврентьевском, Троицком и Ипатьевском, Русь упоминается вместе с чудью, словенами и кривичами в числе племен, приглашавших варягов, и текст читается таким образом: «Реша Русь, Чудь, Словени и Кривичи
- 56 -
и Вси: наша земля» и пр. То же чтение найдем и в древнейшем датированном списке летописи – кратком летописце патриарха Никифора с русскими статьями, помещенном в Новгородской Кормчей 1280 года. При царстве Михаила «придоша Русь, Чюдь, Словене, Кривичи к Варягом, реша» и пр. [12] В дальнейшем Новгородская Первая летопись и «Повесть временных лет» как бы забывают о Рюрике, и прикрепление Игоря к династии Рюрика оказывается неоправданным. Этим объясняется и та несообразная хронология Новгородской летописи и «Повести временных лет», согласно которой в год смерти Рюрика (879) Игорь был ребенком. По подобной хронологии Игорю в год его смерти (945) исполнилось бы примерно 80 лет, сын же его Святослав был еще ребенком («детеск сы»). По той же хронологии, Ольга, вышедшая замуж за Игоря в 903 г., рождает сына Святослава лет через 30 после брака. Защитники полной реальности легенды о призвании князей никак не хотят обратить внимание на такую странную хронологию.
Однако тема об источниках рассказа о призвании князей особая и выходит за пределы статьи. Пока же ограничимся только общим замечанием о том, что легенда о трех варяжских князьях была записана примерно в первой половине XI в. и не старше легенды о Кие, Щеке и Хориве.
Итак, можно предполагать, что известия о Руси IX-X вв., помещенные в «Повести временных лет», в Новгородской и в Устюжской летописях, основаны на сказаниях: о начале Русской земли, о призвании варяжских князей, о русских князьях X века. Из этих сказаний наиболее ранним является последнее.
Сказание о русских князьях X в., вероятнее всего, было написано в Киеве вскоре после крещения Руси и является первым русским историографическим произведением, притом отнюдь не церковного характера. Мои предположения о существовании русских произведений нецерковного характера уже в XI в. вызвали насмешливые замечания людей, привыкших приписывать все древнерусские сочинения только церковникам. Но авторы подобных замечаний забывают о существования таких произведений, как Слово о полку Игореве, духовная Владимира Мономаха и моление Даниила Заточника, забывают о повестях, рассказывающих о ратных подвигах, которые были написаны явно воинами, а не монахами и внесены в летопись. Таким было и сказание о первых русских князьях X в., как это в свое время отметил И. И. Срезневский.
Не должна удивлять и ранняя датировка нашего предполагаемого сказания, так как крещение Руси при Владимире только завершило длительный период существования христианства и неразрывно с ним связанной письменности на Руси. Находка сосуда с кирилловской надписью первой половины X в. в кургане под Гнездовом опровергла мысль о бесписьменной Руси первой половины X века. Об этом же говорят и договоры Руси с греками того же столетия. Составленные по византийской дипломатической практике, как это доказал польский ученый Микуцкий, они нужны были уже при Олеге и Игоре, когда Русь знала «закон» и «покон русский». Русская историография начинается уже в X в. и притом открывается памятником высокой ценности. Сказание о русских князьях X в. – древнейший памятник славянской историографии. Более подробное изложение своих взглядов на летописные известия о Руси IX-X вв. автор этой статьи предполагает сделать в особой монографии.